ПОЭТ ЖИВЁТ, ПОКА ЕГО СТИХИ ЧИТАЮТ

ПОЭТ ЖИВЁТ, ПОКА ЕГО СТИХИ ЧИТАЮТ

Память

07.11.2017 19:45

Десять лет тому назад ушёл из этой прекрасной, но очень тяжёлой жизни журналист, критик, но прежде всего поэт Валентин Сергеевич Ткачёв (1946 – 2007).

Он очень поздно начал издаваться – первая его тоненькая книжка вышла в Кишинёве в 1975-м. И лишь девять лет спустя он смог вступить в Союз писателей СССР.

Стихи поэта выходили в издательствах Кишинёва и Москвы. Он был первым редактором альманаха «Ларец» и газеты «Славянский мир». Валентин Сергеевич – лауреат Есенинской (Фонд славянской письменности и культуры) и Пушкинской премий (посольство России в Молдавии). А на здании рыбницкой типографии есть памятная доска, посвящённая «талантливому приднестровскому поэту, публицисту и критику Валентину Ткачёву». В этом здании он работал в газетах «Ленинское знамя», «Добрый день», «Гомiн»…

Его творческое наследие – поэтические сборники «Преодоление зимы», «Тяга земная», «Свет наш насущный», «Запретный плод», «Меч любви», «Гора света», книга «Нелёгкая стезя. Размышления о литературе, литераторах и литературных нравах». Они есть в библиотеках Приднестровья. Снимите их с полки, откройте – этот поэт заслужил, чтобы о нём помнили.

Валентин ТКАЧЁВ

Я не слышал, как бьёт канонада,

Год рождения – 46-ой.

Я не тронут осколком снаряда,

Я ударен взрывною волной.

Да-да-да!..

Незнакомый с войною,

Проникающей в детские сны,

Я ударен взрывною волною,

Исходящей от этой войны.

Улетают последние асы

В те края, где покойно всегда.

Доброты мировые запасы

Не восполнены. Вот где беда…

Невозможно, шутя и играя,

Жить от горя людского вдали,

Если ненависть всё выгорает

И не может истечь из земли.

---

И когда я почувствовал, что

Жизнь коснулась срединной отметки,

Я накинул на плечи пальто

Непонятной какой-то расцветки.

И медлительно вышел во двор,

Где осенними пахло духами.

И листвы позолоченный сор

Зашуршал под моими ногами.

А в тумане стояло окно…

Кровь к лицу подошла на мгновенье:

Боже мой, вся-то жизнь впереди —

Слава, подвиги и вдохновенье.

Вся-то жизнь ещё передо мной,

Ни с чего не востребовал дань я,

Только яблоня спит за спиной,

Словно школьный макет мирозданья.

---

Нине

Вот я пришёл домой, уже едва влачась…

Хоть тяготит меня хозяйственная сумка,-

Люблю твоё лицо – наивное подчас,

В нём озорная мысль ребячьего рисунка.

И вынув из стола тарелочку и нож,

И беленький платок надвинувши на брови,

Ты делом занялась и песенку поёшь,

И скачут по столу колёсики моркови.

Вот газовый цветок зажёгся и потух.

Вот напроказил кот – его настигла кара.

Вновь загорелся газ. А чайник, как петух,

Вскипая, он кричит и бьёт крылами пара.

А что ни говори – обыденность вокруг.

И только потеснись – не будет ей предела.

Она почти болезнь. И только ты, мой друг,

Её перехитрить и расцветить сумела.

Ты нанесла на грубый холст первооснов

Вот этот лёгкий свет, что называют счастьем…

Жена моя, мой друг, мой толкователь снов,

Мой маленький божок в халатике цветастом.

---

…И обрывая время, как ромашку,

События вершатся и дела…

Давнишнюю рублёвую бумажку

Нашёл я нынче в ящике стола.

Я посмотрел: всё было честь по чести,

И водяные знаки есть, на свет.

Билетик этот рыжий казначейский

Лежал в столе, должно быть, двадцать лет

Реформы, понимаешь, происходят,

И малое становится большим.

Другие деньги ценятся и ходят,

А этот – нет, хотя и не фальшив.

Как мой знакомый, тот, что и доныне

Неизменяем, жизни вопреки;

И вены, словно знаки водяные,

Едва видны под кожею руки…

А этот рубль я снова бросил в ящик.

Пускай пылится. Да и что с того,

Что правильный он, честный, настоящий,

Ведь ничего не купишь на него.

---

Г. Немчинову

Заработал осенний завод:

Холодеет зелёное эхо,

И конвейерный ветер зовёт

Листопад из красильного цеха.

Фрукты собраны и сочтены,

Сверху лист – офицерским погоном.

В красных яблоках где скакуны?

Желтогривых услали в погоню.

Стынет-морщится в лужах вода,

Дышит поле озимого хлеба.

Всё редеет листва.

И тогда всё ясней означается небо.

---

С. Котовскому

Жизнь порой прекращает опеку

И бывает настолько груба,

Что непросто поднять человеку

Небосвод восходящего лба.

Всё, что строил, забыв про усталость,

Развалилось в огне и дыму.

И почти ничего не осталось.

Но ещё остаются ему:

Артистизм соловьиного лета,

Иронический жест у окна

И весёлая жизненность эта,

При которой и смерть не страшна.

---

 

И уже никаким не подвластный обидам,

Как под смертным тяжёлым венцом,

Он лежит, с позвоночником вдрызг перебитым,

С безучастно-ненужным лицом.

«Вы на твёрдое навзничь его положите,

Обязателен панцирь-корсет.

Позовите врачей, если им дорожите».

…Даже не оглянулись в ответ.

Ногти, что ли, ему полируют и красят?

Завивают, бормочут стихи.

Услаждают, как будто готовят на праздник.

Горлодёрствуют, как петухи.

Им любуются… Спорят с обиженным видом,

Кто был более тонким чтецом.

…Он лежит, с позвоночником вдрызг перебитым,

С зачехлённым страданьем лицом.

---

Золотящийся угол багета.

Окаринная завязь плетня.

Тепловоз уходящего лета,

Расписного осеннего дня.

Жёлтый лист в разноцветных накрапах.

Волокнистый дымок от костра.

И варенья тоскующий запах,

Залетающий к нам со двора.

Развернувшийся веером дождик

Заштрихует пустые места

И тебя, одинокий художник,

В одежонке сквозного холста.

Все картины твои – из тумана.

То не старческих глаз пелена,

То высокая чаша обмана,

Из которой не пьют допьяна.

То мечта, на приметы скупая,

Ускользает, собою дразня,

Чтоб, на клавиши пальцев ступая,

Запевала девичья ступня.

Видно, женственность необорима,

Что летят и сбегаются к ней

Синеватые сумерки грима,

Ожерелья вечерних огней.

Сквозь глазную сетчатку вуали

Заколышется перед тобой

Снег зелёный, коричневый, алый,

Апельсиновый и голубой.

---

Всё, что строил, забыв про усталость,

Развалилось в огне и в дыму.

И почти ничего не осталось.

Но ещё остаются ему:

Артистизм соловьиного лета,

Иронический жест у окна

И весёлая жизненность эта,

При которой и смерть не страшна.

---

Ещё когда смотрел вблизи я

На деревянные дома,

И кто-то произнёс:

«Россия»,

И кто-то повторил:

«Зима»,

Мне виделись не власть мороза,

Не поклонение зиме,

И не хрустальная берёза

На голубеющем холме,

А человек несуетливый,

высоколобый,

у Кремля,

Который знает, что счастливой

Должна стоять его земля.

И он докажет вам, простые

и просвещённые умы, –

Россия – не зима,

Россия –

Преодоление зимы!

3 стр. «ДВ» №45 (765), 9 – 15.11.2017