Вагон 1. Детство
– ПОСТУЧУ три раза по дереву, но я пока живу достаточно активно. И хоть и оглядываюсь назад, но иду вперёд. А «вспоминать» для меня – неактивный глагол. Хотя мне есть и чему порадоваться, и чему огорчиться, и чему удивиться. Удивиться хотя бы тому, что я до сих пор продолжаю удивляться. Я никогда не жалуюсь на судьбу. Это же смешно – сетовать на то, что тебе ниспослано свыше.
– Ваш отец Борис Волчек был известнейшим оператором, снявшим такие фильмы, как «Пышка» и «Мечта» с Фаиной Раневской. Он ведь тоже не оставил мемуаров. Но вам-то он что-нибудь рассказывал?
– Папа был очень застенчивый человек, скромный. Всё, что хотел рассказать, он говорил своим студентам. Все лучшие операторы – ученики моего отца. Те же Пётр Тодоровский, который начинал как оператор, Вадим Юсов учились у папы. А люди, которые его окружали… Я жила в этом кругу. Ездила с ними в одном лифте, они дёргали меня за косички, когда я прыгала перед подъездом в классики. Дзига Вертов, Юлий Райзман, Сергей Эйзенштейн. А Михаил Ромм вообще был главным моим воспитателем: день я жила у себя, день у них. Дядя Коля Крючков, дядя Миша Жаров. Тётя Люся Целиковская, обожаемая мною. Я была влюблена в эту красавицу.
Вагон 2. Молодость
– НУ ВОТ, а говорите, что не любите вспоминать…
– Нет, я не люблю вспоминать в том смысле, который вкладывают в это слово. Сидеть на берегу озера или наших Чистых прудов и предаваться воспоминаниям – не для меня. Но я, разумеется, окунаюсь памятью в какие-то прошедшие события. На бегу. Вечером сижу дома, уткнувшись в «ящик», где смотрю новости на всех каналах, и при этом мысленно всё равно бегу. И пытаюсь в памяти соотнести то, что было, с тем, что происходит сейчас. У меня внутри работает такой счётчик режиссёрский. Иногда он срабатывает в самые неожиданные минуты. Я помню, мы с Евстигнеевым жили в небольшой квартире. Когда её получили, то распределились: Женя делает ремонт, а я езжу по стране с концертами «Добрый вечер, здравствуйте». Нам тогда за выступление платили по 5 рублей. На афишах писали «Михаил Козаков и др.». Миша после фильма «Убийство на улице Данте» уже был звездой, а мы были эти самые «др.» Ну так вот. Отделали мы квартиру нашу двухкомнатную, даже камин выложили. И случилось у меня горе, большое и непридуманное. Сижу в одной из комнат и рыдаю. Слёзы градом льются, смешиваясь с тем, что льётся из носа. И помню, я привстала с дивана, чтобы взять носовой платок. Протянула руку и увидела в зеркале своё заплаканное лицо. И первым делом подумала: какой гениальный кадр. Представляете? Режиссёрский счётчик работает постоянно.
– Но вы его как-то умеете останавливать? Хоть на время?
– Знаете, что я для этого делаю? Моделирую в уме одежду. Поначалу я давала себе задание – думать о море, об отдыхе. Не помогало. И тогда я начинаю придумывать фасоны одежды. Задаю себе такую розово-голубую прозрачную тему. И расслабляюсь.
Вагон 3. Зрелость
– ГАЛИНА Борисовна, вы стали первым советским режиссёром, которого отпустили на постановку спектакля в Штаты в 1978 году. Как вас туда отпустили?
– Всё произошло случайно. В СССР приехала большая группа американских деятелей театра для того, чтобы познакомиться с советской драматургией. Они ходили по всем театрам. В «Современнике» смотрели «Вишнёвый сад», а в последний день своего пребывания захотели посмотреть и «Эшелон» Рощина… Сели в зале, надели наушники. В антракте я зашла за ними. Они сидят. Я вначале подумала, что они не поняли, что это антракт, стала давать им знаки, что, мол, можно покурить, погулять. Они продолжают сидеть. Вдруг одна из американок говорит: «Галина, я приглашаю вас на постановку этого спектакля в Хьюстон». Я громко засмеялась, понимая, что это нереально – в Америку же никто не ездил.
На следующее утро, прямо перед их отъездом, иностранцы уже успели написать письмо министру Дёмичеву о том, что меня приглашают в Америку… Так я полетела за океан. Пробыла там три месяца.
– Галина Борисовна, вы себя сегодня уютно чувствуете?
– Да, я привыкла к борьбе. Только раньше боролась с одними и за одно, а теперь – с другими и за другое. Наверное, всё время, сколько мне суждено прожить, во мне будет существовать борьба. Для меня это естественное состояние.
– Но жизнь удалась?
– В чём-то да, в чём-то нет. Мне хочется думать, что удалась. И я себя считаю счастливым человеком. Не думаю, что это везение. Все радости я получаю через большие испытания. Но я не хочу себе другой судьбы.
* Перепечатано с сокращениями
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: